Искусство
>
Кино
Духовная семья Эйзенштейна
Евгения Марковская, Максим Ладыгин
23 января исполняется 110 лет со дня рождения Сергея Михайловича Эйзенштейна. Мы попросили рассказать о Мастере директора Музея кино Наума Ихильевича Клеймана. Наша встреча состоялась в музее-квартире Эйзенштейна, хранителем которого долгие годы является Наум Ихильевич. Здесь каждый предмет рассказывает свою маленькую историю, а все, кто волею случая попадают сюда, чувствуют себя как дома.
![Сергей Михайлович Эйзенштейн](/pub/Pictures-Articles/Articles81-100/199/1.jpg) |
Сергей Михайлович Эйзенштейн
|
![Наум Ихильевич Клейман во время интервью в мемориальной квартире С. М. Эйзенштейна](/pub/Pictures-Articles/Articles81-100/199/2.jpg) |
Наум Ихильевич Клейман во время интервью в мемориальной квартире С. М. Эйзенштейна
|
Наум Ихильевич, какую, на ваш взгляд, роль сыграл Сергей Михайлович Эйзенштейн в становлении кинематографа? Ведь он жил и творил в то время, когда кинематограф как вид искусства только рождался и не было ни законов, ни особого опыта…
Законы, конечно, были, их просто надо было понять и вынести на поверхность. Как ни удивительно, но в это время целая плеяда замечательных экспериментаторов пыталась понять, что же скрыто за этой бегущей картинкой на экране, которую все приветствовали сначала как живую фотографию, а затем поняли, что это новое искусство. И большинство мастеров ? например, наши известные Лев Владимирович Кулешов, Дзига Вертов ? пришли в кино раньше Эйзенштейна и еще до него начали экспериментировать с материей и духом кинематографа. На Западе тоже был авангард, там тоже искали законы кинематографа именно как искусства. Американцы очень много пытались усовершенствовать этот новый ≪медиа≫, как они говорили.
И все искали специфику кино, искали то, чем кино отличается от театра, живописи, архитектуры и других искусств, чем оно лучше (театр недолговечен, музыка лишена изобразительности и так далее). Сергей Михайлович ставил вопрос наоборот: чем кинематограф похож на другие искусства, где монтаж в живописи, в архитектуре, в литературе? Потому что тогда становится понятно, что кино не выскочило как чертик из бутылки, что оно не безродный, приблудный вид искусства, а естественное продолжение всего, что было до него.
Сергей Михайлович, в отличие от многих авангардистов, экспериментаторов того времени, привел кино ≪на Парнас≫. Он говорил, что кино обладает всеми возможностями старых искусств и начинает с того, на чем другие искусства завершаются. Потому что архитектура мечтает разворачиваться во времени, музыка мечтает воплотиться в визуальные образы, а кино дает эту возможность. И главное, что сделал Эйзенштейн, ? он обосновал ≪законнорожденность≫ кино как искусства.
Был ли Сергей Михайлович человеком своего времени?
Как всякий крупный художник, он жил в двух временах ? в своем и в ≪большом≫, которым, как когда-то говорил Бахтин, и надо судить искусство. Эйзенштейн очень многое впитал от своего времени, и характер его, и тип образования определила эпоха, в которой он формировался как личность, как художник. В то же время он жил во всех эпохах сразу. Для него античность и Ренессанс были современностью, а вовсе не прошлым. Художники такого масштаба ? не побоюсь тут упомянуть и Пушкина, и Шекспира, и Гёте ? живут так, как будто Сократ их современник, как будто Леонардо да Винчи только вчера написал свои картины. И обсуждают их как новость в искусстве. Потому что для них это не просто памятник, которому надо поклоняться, потому что каждый великий мастер для них собеседник, который своими произведениями подсказывает что-то для сегодняшнего дня и для завтрашнего.
Для Эйзенштейна Пушкин и Шекспир были собеседниками. Здесь, в его квартире, висят портреты Пушкина, Бальзака, Дега, которые были так же реальны для него, как и Сергей Сергеевич Прокофьев, или Уолт Дисней, или Альберт Эйнштейн, или Чарльз Чаплин. Эйзенштейн ? дитя и своего времени, и всех прочих времен. Он родился от Ренессанса или от античности, не только от западной культуры.
И точно так же он жил не только в том географическом ареале, которому принадлежали его родители. Он оказался и основоположником мексиканского кино, он обожал Японию и открыл в театре-кабуки то, чего не знали, хотя и играли, сами актеры. Для него это была такая же реальность его собственного искусства, как и кинематограф России или поэзия Пушкина, которому он поклонялся.
Сергей Михайлович ? одна из узловых фигур ХХ века, в нем сошлись разные эпохи и разные культуры. И в этом тоже его уникальность. В нашем российском, советском кино он, наверное, наиболее универсальная фигура.
Как кинематографист Эйзенштейн стал для многих поколений примером режиссера, новатора, экспериментатора, а Сергей Михайлович как человек ? был ли он примером для других людей?
Все, кто пишут об Эйзенштейне, говорят не только о его необыкновенном чувстве юмора, потрясающей простоте, которая свойственна подлинно великим людям, демократизме, о том, что он со всеми был готов делиться знаниями. Многие вспоминают, что он держался довольно отстраненно. Мало того, что он был беспартийным и не участвовал в общественных движениях, он не слишком распахивался перед другими людьми. Но все чувствовали его необыкновенную нравственную ценность и не могли не уважать его законы, по которым он жил. Даже люди, не уважавшие интеллигенцию, понимали, что Сергей Михайлович ? это кристаллизация интеллигентности.
Те, кто знали подлинного Эйзенштейна ? их было совсем не много, ? снимали шляпу не только перед его ученостью, юмором, талантом, но и перед его нравственными качествами. Сергей Михайлович делал добро, не крича об этом на всех перекрестках. И только те, кто попадал в беду, знали, как он приходит на помощь. Он вызволял оказавшихся в ссылке и помогал перебраться поближе к Москве, к Алма-Ате, к тем местам, где была культура. Помогал тем, кто после голода и войны потерял все, ? но помогал тайно. И люди, которые передавали либо деньги, либо продукты от Эйзенштейна, были обязаны хранить в секрете, кто это сделал. Друзья Эйзенштейна, знавшие его более-менее близко, каждый раз удивлялись, сколько еще в нем сокрыто нравственного, что не видно на первый взгляд. Подлинная добродетель не нуждается в рекламе, в саморекламе тем более. Сергей Михайлович не был святым, как и всякий человек, но, безусловно, он был высоконравственным человеком.
Был ли он философом?
Его можно назвать философом практическим. Он написал очень много книг, в том числе философских. Его ≪Неравнодушная природа≫ ? это философский трактат, а отнюдь не только изложение эстетической позиции художника, ибо в нем говорится о цельности и единстве мира, о бытии и месте человека во Вселенной. Эйзенштейн с годами все ближе подходил к философской постановке эстетических проблем.
Он был знаком с нетрадиционными у нас учениями. Например, в то время совершенно не были известны философия Лао-цзы и дзен-буддизм. И Эйзенштейн, любивший Восток, оценил значимость философии чань, или дзен, и был одним из первых, кто подготовил интерес к ней в будущем.
Расскажите, пожалуйста, о людях, которые сопровождали Эйзенштейна на творческом пути.
У него был огромный круг знакомых ? все-таки он был и педагог, и действующий режиссер на кинопроизводстве, которое переполнено людьми.
У Эйзенштейна были сотрудники, а были соратники, и они отличались друг от друга. Сотрудники помогали ему делать дело, а соратники знали, ради чего он это дело делает. И таких было не очень много. А доверенных ? совсем мало. Время было ужасное, доверяться всем было нельзя, и Эйзенштейн был в этом смысле не только осторожен, как и все люди его поколения. Он не любил бравады ? у него был другой кураж: он мог бросить вызов Сталину и сделать ≪Ивана Грозного≫, фактически обвинение, но принимать какие-то позы в повседневной жизни было не в его характере.
И всего несколько человек могли бы назвать себя его подлинными друзьями, с которыми он был на ≪ты≫: Максим Штраух, друг детства, Сергей Сергеевич Прокофьев, Пера Моисеевна Аташева, его супруга, его верная ≪солдадера≫, как он ее называл. Были несколько человек на ≪Мосфильме≫, которые были с Сергеем Михайловичем на ≪ты≫, и это был знак особого доверия.
Были люди, которые понимали, кто такой Эйзенштейн, и очень берегли свои приятельские отношения с ним. А были те, кто спекулировали своей близостью. Эйзенштейн к ним относился довольно иронично, хотя, надо сказать, иногда обманывался, как и все мы, и очень переживал измены. Не будучи распахнутым во все стороны и не будучи интровертом, Эйзенштейн был экстравертом по характеру, человеком необыкновенного коллективного творчества. Да, у него были необычайно обширные круги знакомых, как несколько колец вокруг Сатурна.
![Сергей Михайлович Эйзенштейн за монтажом кинофильма Октябрь](/pub/Pictures-Articles/Articles81-100/199/3.jpg) |
Сергей Михайлович Эйзенштейн за монтажом кинофильма "Октябрь"
|
![Рисунок Уолта Диснея с дарственной надписью Моему другу Сергею Эйзенштейну, искренне Ваш Уолт Дисней](/pub/Pictures-Articles/Articles81-100/199/4.jpg) |
Рисунок Уолта Диснея с дарственной надписью "Моему другу Сергею Эйзенштейну, искренне Ваш Уолт Дисней"
|
Сергей Михайлович дружил со многими великими людьми своего времени…
Это очень важная тема ? то, что можно назвать духовной семьей Эйзенштейна. С некоторыми людьми он встречался только однажды, как, например, с Эйнштейном. С Диснеем, с Чаплином он встречался несколько раз, пока был в Голливуде, несколько раз виделся с Астой Нильсен в Берлине. Но эти люди принадлежали к его духовной семье. И их портреты с дарственными надписями неслучайно висят на стенах его квартиры. Не все, что ему дарили, он вешал, но, если вешал, значит, для него было чем-то дорого это посвящение или встреча с этим человеком. Джойса, например, тогда не только не знали, но и книг его не читали, не издавали, а Сергей Михайлович знал, кто такой Джойс, и ему было чрезвычайно важно, что именно ему Джойс доверил экранизацию ≪Улисса≫. Великие художники ХХ века тоже были частью духовной семьи Эйзенштейна, их фотографии висят на стенах, на полках стоят их книги, вот, например, Корбюзье, Пикассо. И я думаю, что эта незримая семья в самые трудные времена, когда у Эйзенштейна не было никаких контактов, когда занавес был опущен, помогла ему выжить и чувствовать, что то, что он делает, не ерунда.
В своих работах Сергей Михайлович не раз писал о том, что монтаж в кино гораздо более широкое понятие, чем склейка, соединение кадров. Можно ли эти принципы применить в других сферах жизни?
Безусловно, монтаж для Эйзенштейна не был просто методом склейки, гармонизации зрелища, ускорения темпа, ради чего, собственно, его использовали многие режиссеры. Они ограничивались тем, что внятно рассказывали историю, с помощью монтажа укрупняя или выбрасывая лишнее, уплотняя действие, создавая определенный ритм, последовательность.
Эйзенштейн довольно быстро понял, что за монтажом стоит гораздо более серьезное явление ? закон композиции и дискретной непрерывности, то есть некой непрерывности, создаваемой из отдельных частей. Тогда еще и философия не очень знала, что такое наш мир с точки зрения света ? частицы или волны. Оказалось, и то, и другое! Оказалось, что природа света сочетает в себе именно дискретную непрерывность. И это универсальный закон Природы, в нем сокрыто то, что художник называет широко ? композицией. Это законы композиции, законы сосуществования части и целого, где определенные закономерности, пронизывая частность, в то же время создают целое. И Эйзенштейн очень быстро обобщил закономерности, которые обнаружил на монтаже. Один замечательный генетик из Новосибирска написал очень любопытную статью ≪Монтаж и генетика≫. Он считает, что структура ДНК гораздо емче, чем предполагают. В ее двойной спирали сокрыто такое количество генов, операций, свойств, что их невозможно объяснить просто кодом отдельных генов, что-то значит и их сочетание, их соседство, их взаимосвязи ? их монтаж. И в этом смысле кинематограф Эйзенштейна ? это отчасти генетический материал и искусства, и психологии восприятия, и, может быть, более серьезных вещей.
В квартире Сергея Михайловича, которую вы храните уже долгие годы, много тайн. Мы знаем, например, что одна из книжных полок является примером ≪монтажа книг≫. Расскажите об этом поподробнее.
Здесь везде тайны. Но ту, о которой вы говорите, Эйзенштейн открыл сам. И мы можем увидеть, как монтаж книг (их соседство на полке) отразил мысль Сергея Михайловича. Эта полка посвящена искусству театра и, в частности, актеру.
В то время был очень популярен Станиславский, его даже начали насаждать как такого ≪бога≫ театрального искусства. Сергей Михайлович приобрел первое издание ≪Работы актера над собой≫, вышедшее в Нью-Йорке еще до того, как появилось русское издание. Рядом он поставил Библию, потому что не один ≪бог≫ Станиславский, есть еще и другой Бог.
Тут же рядом стоит ≪Благодать моления≫ Патера Пулена, французского иезуита. Это комментарии этюдов и экзерциций Игнатия Лойолы, основателя ордена иезуитов, который создал их для того, чтобы его ученики могли входить в состояние экстаза и восприятия Божества. Оказывается, эти упражнения очень напоминают систему Станиславского ? они базируются на тех же психофизических законах, только направлены не на искусство и сцену, а на религию. ≪Благодать моления≫ давала Эйзенштейну представление о психофизике человека, входящего в другое состояние, в другую роль, и подтвердило, а в чем-то и обогатило систему Станиславского, как он ее понимал.
Рядом еще одна замечательная книга ? томик Дени Дидро. Дидро был не просто философом-просветителем, не только одним из создателей энциклопедии, он был замечательным драматургом и теоретиком театра. Именно он придумал, что может быть театр, который не разделяет рампой публику и исполнителей, но, наоборот, втягивает зрителя в себя ? и актеры могут идти по особняку, разыгрывая какие-то сцены, а публика следует за ними, сопереживая и находясь в этом пространстве. Это то, что делают сейчас кинематограф и телевидение, фактически втягивая нас через камеру в то пространство, где происходит игра. И я думаю, Сергей Михайлович не просто поставил эти книги рядом. Это тот базис, от которого он отталкивался, чтобы создать свою теорию ? место актера в общем произведении.
И хочется выделить еще одну книгу ? ≪Миграция птиц≫, она здесь уж совсем странной кажется. Но Сергей Михайлович неслучайно ее сюда поставил. Он полагал, что, так же как и у птиц, в искусстве, кроме продуманной, определенной эмоциональной жизнью персонажа мизансцены ? осмысленной мизансцены, есть еще мизансцена инстинктивная. Обе они создают полюса, но только вместе обеспечивают органичность построения мизансцены в целом.
![Пример монтажа книг в библиотеке Эйзенштейна. Книги смонтированы справа налево](/pub/Pictures-Articles/Articles81-100/199/5.jpg) |
Пример "монтажа книг" в библиотеке Эйзенштейна. Книги "смонтированы" справа налево
|
![Наум Ихильевич Клейман во время интервью в мемориальной квартире С. М. Эйзенштейна](/pub/Pictures-Articles/Articles81-100/199/6.jpg) |
Наум Ихильевич Клейман во время интервью в мемориальной квартире С. М. Эйзенштейна
|
Мы знаем еще, что у него рядом стояли Дега и Тулуз-Лотрек как два самых близких ему художника. Были полки, которые он назвал ≪Великие ненормальности≫. На одной полке стояли великие ≪позитивные≫, так сказать, ? знаменитые философы, ученые, изобретатели. А на другой ? великие негодяи. И Наполеон у него стоял и на той, и на другой полке. То есть он понимал, что Наполеон был незаурядным полководцем и явно гениальным человеком, но своими завоеваниями дал дурной пример всем будущим выскочкам, включая Гитлера и Сталина, и этого Эйзенштейн простить Наполеону не мог.
Была у него полка ≪Науки неточные≫, где в одном ряду с книгами по психологии, математике, истории были представлены графология, хиромантия, нумерология и другая, как мы сегодня сказали бы, ≪мистика≫. Эйзенштейн очень серьезно относился ко всему этому.
Так что в его библиотеке довольно много интересных книг, которые многое рассказывают не только об интересах Сергея Михайловича, не только о том, что ему было нужно для его теоретических писаний, но и о его личности, взглядах, мышлении, о том, насколько он был шире своего времени.
***
Когда мы встречались с Наумом Ихильевичем, он сам был юбиляром. За традиционным чаем (с сахаром из фамильной сахарницы Эйзенштейна) Наум Ихильевич вспомнил слова супруги Сергея Михайловича, Перы Моисеевны: ≪Конечно, это красиво ? умереть на баррикадах, но должен же кто-то хранить огонь≫. Наум Ихильевич многие годы воистину хранит Огонь ? огонь души Мастера, огонь традиций кино. Хранит для будущих поколений.
От всего сердца поздравляем Вас, Наум Ихильевич, с 70-летием!
"Духовная семья Эйзенштейна". Интервью с Наумом Ихильевичем Клейманом.
Наум Ихильевич Клейман об Эйзенштейне. Часть 1
Часть 2
,
Часть 3
,
Часть 4
Обсудить статью в сообществе
читателей журнала "Человек без границ"
Подписаться
на журнал "Человек без границ"