Сталин и Зорге

Аллен Даллес в уже упоминавшейся книге "Искусство разведки", давая исключительно высокую оценку разведывательной деятельности Зорге и, в частности, добытой им информации о том, что Япония не нападет на Россию, писал: "Для Сталина эта информация была равноценна нескольким дополнительным дивизиям, и он признал себя должником Зорге, но ничего не сделал, чтобы помочь ему, когда тот был схвачен".

Сталин и Зорге ? эта тема затрагивается очень часто, когда речь заходит о Рихарде Зорге. Исследователи задаются вопросом: был ли Зорге лично известен Сталину? Почему Сталин проигнорировал сообщение разведчика о точной дате нападения Германии на Советский Союз? И наконец, почему, как заметил Аллен Даллес, ничего не было предпринято, чтобы спасти Зорге, когда тот был схвачен?

Сегодня, когда рассекречиваются многие документы и становятся достоянием гласности факты, относящиеся к Сталину, не приходится сомневаться, что вождь прекрасно понимал место и роль разведки в жизнедеятельности государства.

Известно, что он регулярно лично заслушивал доклады руководителей ГРУ, НКВД по вопросам разведки, использовал агентурные материалы, которыми его питали при принятии ответственных решений. Свои взгляды на общее содержание работы разведки Сталин изложил незадолго до смерти в ноябре 1952 года на заседании Комиссии по реорганизации разведывательной и контрразведывательной деятельности. Вкратце они сводятся к следующему:

Характеризуя отношение Сталина к разведке, нелишне будет вспомнить и его письмо президенту США Рузвельту от 7 апреля 1945 года, где говорится: "Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно… и не имеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди многократно проверены нами на деле".

Вместе с тем разведка никогда не выполняла роль самодовлеющего фактора. Для государственного руководства она была лишь инструментом политики. Обратимся к свидетельству ближайшего сподвижника Сталина В.?И. Молотова, который в беседе с писателем Ф. Чуевым высказал следующее суждение: "Я считаю, что на разведчиков положиться нельзя. Надо их слушать, но надо их и проверять. Разведчики могут толкнуть на такую опасную позицию, что потом не разберешься. Провокаторов там и тут не счесть. Поэтому без самой тщательной, постоянной проверки, перепроверки нельзя на разведчиков положиться…

Нельзя на отдельные показания положиться. Но если слишком, так сказать, недоверчивыми быть, легко впасть и в другую крайность. Когда я был предсовнаркома, у меня полдня ежедневно уходило на чтение донесений разведки… Задача разведчика ? не опоздать, успеть сообщить".

Рихард Зорге выполнил свою задачу. В канун войны радиограммы от него в Центр шли одна за другой. Зорге предупреждал московское руководство о грозящем нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. 28 декабря 1940 года он радировал в Центр: "Каждый новый человек, прибывающий из Германии в Японию, рассказывает, что немцы имеют около 80 дивизий на восточной границе, включая Румынию, с целью воздействия на политику СССР. В случае, если СССР начнет развивать активность против интересов Германии, как это уже имело место в Прибалтике, немцы смогут оккупировать территорию по линии Харьков ? Москва ? Ленинград. Немцы не хотят этого, но прибегнут к этому средству, если будут принуждены на это поведением СССР. Немцы хорошо знают, что СССР не может рисковать этим, так как лидерам СССР, особенно после финской кампании, хорошо известно, что Красной Армии нужно, по крайней мере, 20 лет для того, чтобы стать современной армией, подобной немецкой…" Эта информация была доведена до сведения Сталина и Молотова.

В шифрограмме Зорге, посланной 2 мая 1941 года говорилось: "Я беседовал с германским послом Оттом и морским атташе о взаимоотношениях между Германией и СССР. Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой.

Оба ? посол и атташе ? согласились с тем, что после поражения Югославии во взаимоотношениях между Германией и СССР приближаются критические даты.

Первая дата ? время окончания сева в СССР. После окончания сева война против СССР может начаться в любой момент, т.?к. Германии остается только собрать урожай.

Вторым критическим моментом являются переговоры между Германией и Турцией. Если СССР будет создавать какие-либо трудности в вопросе принятия Турцией германских требований, то война будет неизбежна.

Возможность возникновения войны в любой момент весьма велика, потому что Гитлер и его генералы уверены, что война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии.

[Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной Армии настолько низко, что они полагают, что Красная Армия будет разгромлена в течение нескольких месяцев. Они полагают, что система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба. ]

Решение о начале войны против СССР будет принято только Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией.

Однако Отт, который лично против такой войны, в настоящее время настроен настолько скептически, что уж предложил принцу Ураху уехать в мае обратно в Германию". Эта информация также была доведена до высшего руководства Советского Союза, но без абзаца, поставленного в тексте в квадратные скобки.

19 мая 1941 года Зорге сообщает: "Новые германские представители, прибывшие сюда из Берлина, заявляют, что война между Германией и СССР может начаться в конце мая, т.?к. они получили приказ вернуться в Берлин к этому времени…"

30 мая 1941 Зорге уточняет: "Берлин информировал Отта, что немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95?% уверен, что война начнется. Косвенные доказательства, которые я вижу к этому, в настоящее время таковы:

технический департамент германских воздушных сил в моем городе получил указание вскоре возвратиться. Отт потребовал от ВАТ (военный атташе.?? Авт. ), чтобы он не посылал никаких важных вестей через СССР. Транспорт каучука через СССР сокращен до минимума".

В сообщении от 1 июня 1941 года Зорге информировал: "Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется исключительно на информации, которую подполковник Шолль привез с собой из Берлина, откуда он выехал 3 мая в Бангког. В Бангкоке он займет пост военного атташе.

Отт заявил, что он не мог получить информацию по этому вопросу непосредственно из Берлина, а имеет только информацию Шолля.

В беседе с Шоллем я установил, что немцев в вопросе о выступлении против Красной Армии привлекает факт большой тактической ошибки, которую, по заявлению Шолля, сделал СССР.

Согласно немецкой точке зрения, тот факт, что оборонительная линия СССР расположена в основном против немецких линий без больших ответвлений, составляет величайшую ошибку. Он поможет разбить Красную Армию в первом большом сражении. Шолль заявил, что наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии".

15 июня 1941 года Зорге шлет новое сообщение:

"Германский курьер сказал военному атташе, что он убежден, что война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. Военный атташе не знает, будет война или нет".

И наконец, шифрограмма от 20 июня 1941 года:

"Германский посол Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна".

До сих пор остается загадкой, почему эти донесения не достигли цели. Не были услышаны? Или Сталин им не поверил?

Существует, по крайней мере, несколько шифрограмм, поступивших от Зорге, с резолюциями руководителей Разведывательного управления, означающими, что информация частично или полностью была доведена до высшего руководства Советского Союза, включая Сталина. Более того, на одном из таких сообщений есть собственноручная резолюция Сталина: "Мой архив. Сталин".

Известно было Сталину и кто скрывался под псевдонимом "Рамзай". Так, во всяком случае, считает ветеран советской военной разведки, генерал-майор в отставке Михаил Иванович Иванов. Молодым офицером он пришел в 1940 году в центральный аппарат РУ, в его Восточный отдел. "И вот в одно из моих ночных дежурств,?? вспоминает Михаил Иванович.?? От Поскребышева ? секретаря Сталина ? поступило срочное распоряжение доставить личное дело Зорге для просмотра Сталиным. Что и было исполнено".

Сегодня мы знаем, что накануне войны донесения о готовящемся гитлеровцами нападении на Советский Союз поступали в Москву не только от Зорге. Сведения поступали от таких ценных источников, как "Старшина" ? Харро Шульце-Бойзен ? немецкий офицер, служивший в министерстве германской авиации и имевший доступ к государственным секретам третьего рейха; "Корсиканец" ? Арвид Харнак ? активный антифашист, один из руководителей известной организации "Красная капелла", работал в германском министерстве экономики; "Старик" ? Адам Кукхоор ? один из руководителей группы берлинских антифашистов, оказывавших помощь советской разведке.

Агентурные сообщения приходили из Лондона, Праги, Варшавы, Хельсинки.

Здесь уместно воспроизвести рассказ Елисея Тихоновича Синицына, возглавлявшего резидентуру внешней разведки НКВД в Хельсинки в 1939?1941 годах. За одиннадцать дней до нападения Германии на Советский Союз его агент по кличке "Монах" сообщил о скрытно подписанном между Германией и Финляндией соглашении об участии Финляндии в войне гитлеровской Германии против России, которая начнется 22 июня. Незамедлительно в Москву на имя Берии ушла телеграмма-"молния", в которой дословно было изложено сообщение "Монаха".

После того как война началась, вернувшийся в Москву Синицын попытался выяснить судьбу своего сообщения. Вот как он вспоминает об этом:

"С первых минут на работе мне не терпелось выяснить: была ли доложена Сталину информация "Монаха" от 11 июня о начале войны гитлеровской Германии 22 июня 1941 года. Для выяснения этого я поспешил встретиться с начальником разведки Фитиным. Принял он меня радушно, мы дружески обнялись. Я попросил его ознакомить меня со всеми записками, посланными в Политбюро, составленными на основании материалов, полученных Центром от нас за четыре последних месяца…

? Твое недоумение,?? сказал он,?? понимаю… Твоя информация от 11 июня в тот же день за подписью наркома была направлена Сталину, но реакции не последовало. 17 июня нарком Меркулов рано утром позвонил мне и предложил срочно подготовить все материалы, полученные от резидентур о подготовке немцев к войне против нас, для личного доклада Сталину в тот же день. Воспользовавшись предстоящей встречей,?? продолжал Фитин,?? я собрал все шифровки последних дней, в том числе и сообщение "Монаха" от 11 июня… чтобы лично доложить Сталину и рассказать об источниках, если потребуется.

Ровно в 12 часов дня вошли в кабинет, где Сталин, покуривая трубку, медленно прохаживался. Заметив их, он обратился прямо к Фитину и предложил докладывать только суть информации ? кто источники и их надежность с точки зрения преданности Советскому Союзу. Сначала Фитин коротко пересказал содержание материалов, полученных из Берлина от моего коллеги накануне вечером, подробно рассказал об источниках его информации, затем почти текстуально доложил телеграмму из Хельсинки от 11 июня, в которой сообщалось о предстоящем нападении немцев на Советский Союз 22 июня, добавив, что финские войска уже сосредоточиваются полукругом возле нашей военно-морской базы Ханко, расположенной на юго-западном побережье Финского залива.

Информацию из Берлина и Хельсинки Сталин выслушал, продолжая ходить по кабинету, иногда останавливаясь и внимательно разглядывая докладчика. Когда же Фитин начал характеризовать источники, сообщившие информацию из Берлина, Сталин подошел к нему почти вплотную и заставил подробно рассказывать о каждом из них. Когда информация из Берлина была закончена и выслушаны сведения о каждом источнике ее, Сталин сказал, что эти материалы надо перепроверить через другие надежные источники и лично доложить ему. При докладе информации из Хельсинки Фитин сказал Сталину, что 11 июня источник "Монах" сообщил о подписании соглашения о вступлении Финляндии в войну против СССР на стороне Германии, которая начнется 22 июня, Сталин резко спросил:

? Повторите, кто сообщил вашему источнику эту информацию.

? Информация получена "Монахом" от "П", присутствовавшего при подписании соглашения с немцами о вступлении Финляндии в войну с СССР на стороне Германии,?? сказал Фитин, добавив при этом, что "Монах" надежный источник.

Других вопросов Сталин не задавал.

Далее Павел Михайлович по-дружески сообщил мне, что его удивило отношение Сталина к докладу агентурных материалов, в которых ясно и однозначно сообщалось о нападении гитлеровской Германии и Финляндии на СССР 22 июня 1941 года. Слушая его доклад, Сталин проявлял какую-то торопливость, вялую заинтересованность и недоверие к агентам и их донесениям. Казалось, что он думал о чем-то другом, а доклад выслушал как досадную необходимость…"

Сам Сталин скажет позже, в августе 1942 года, во время встречи с Черчиллем в Москве: "Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но думал, что мне удастся выиграть еще полгода".

Это подтверждает и Молотов: "В смысле предотвращения войны все делалось для того, чтобы не дать повод немцам начать войну… Оттяжка была настолько для нас желательна, еще на год или на несколько месяцев. Конечно, мы знали, что к этой войне надо быть готовым в любой момент, а как это обеспечить на практике? Очень трудно".

Выиграть время, любым способом отдалить военное столкновение ? вот чего добивался Сталин. Отсюда его чрезвычайная осмотрительность, настороженность, подозрительное, а порой просто опасливое отношение ко всему, что, по его мнению, могло осложнить советско-германские отношения, спровоцировать вооруженный конфликт.

Как все это похоже на события недавнего прошлого ? американскую военную операцию против Ирака под кодовым наименованием "Страх и трепет". Мало кто сомневался, что Америка нападет на Ирак, да и сам Саддам Хусейн не питал иллюзий на этот счет, однако шел на беспрецедентные уступки Бушу, запустил на свою территорию международных инспекторов с неограниченными полномочиями. Расчет был на международное общественное мнение, на то, что его удастся повернуть на свою сторону. И, как мы видели, в какой-то мере ему это удалось сделать.

Только люди, далекие от понимания всей сложности военно-политической ситуации напряженного предвоенного времени, могут расценивать сообщение ТАСС от 14 июня 1941 о том, что слухи о войне с Германией являются провокационными и Советский Союз проводит сугубо миролюбивую политику, как ошибку советского руководства, в том числе И.?В. Сталина. На самом деле заявление ТАСС нейтрализовало усилия германской пропаганды обвинить СССР в намерениях первым начать войну и способствовало созданию антигитлеровской коалиции.

К сожалению, никакие миротворческие жесты советской стороны, никакие предпринимаемые ею усилия с целью избежать войны не могли повлиять на ход событий. 22 июля 1940 года Гитлер решил еще до окончания войны с Англией выступить против Советского Союза. В этот день он дал указание главнокомандующему сухопутными войсками генерал-фельдмаршалу Браухичу разработать до конца года стратегический план войны против СССР с таким расчетом, чтобы закончить все приготовления к 15 мая и начать военные действия не позже середины июня 1941 года. К концу года план войны против Советского Союза был разработан германским генералитетом во всех деталях, и 18 декабря 1940 года Гитлер подписал секретную директиву №?21 ? план "Барбаросса".

Об этом советская разведка не знала. Естественно, был в неведении относительно принятого Гитлером решения и Сталин. Свою тайну немцы оберегали весьма тщательно. В начале 1941 года, когда подготовка к войне приняла широкий размах, немецкое командование привело в действие целую систему мер по их прикрытию. Так, 15 февраля 1941 года генерал-фельдмаршал Кейтель подписал руководящие указания начальника штаба верховного главнокомандования по маскировке подготовки агрессии против Советского Союза". Вот их содержание:

Лучшие умы и силы рейха были задействованы в дезинформации противника. Поэтому неудивительно, что наряду с достоверными данными на стол Сталина поступали и фальшивки, причем без каких-либо комментариев. Тут у кого хочешь голова кругом пойдет. Под сомнение ставилась информация, поступавшая не только от Зорге. Известна резолюция Сталина на донесении агента "Старшины" от 16 июня о том, что все приготовления к агрессии против СССР в Германии завершены и ее следует ожидать со дня на день: "Т.?Меркулову. Может послать ваш источник из штаба герм. авиации к е… матери? Это не источник, а дезинформатор".

Существует еще одна точка зрения на позицию советского руководства в преддверии германского вторжения. В ней нет места просчетам и ошибкам Сталина. Вождь-де совершенно правильно расценил полученные сведения о подготовке Германии на СССР как достоверные. Вопрос заключался в том, как следовало поступить в этих условиях. Еще до нападения объявить всеобщую мобилизацию и придвинуть основные части вооруженных сил к западным границам?

Поступить так ? значит, подыграть Гитлеру, который всеми средствами пытался спровоцировать Советский Союз именно на такие действия, чтобы, во-первых, скомпрометировать его в глазах мировой общественности как виновника агрессии, лишив тем самым союзников в борьбе с истинным захватчиком. Ведь не секрет, что на Западе постоянно существовала тенденция к объединению империалистических государств в антисоветский блок и использованию в нем Германии в качестве ударной силы.

Во-вторых, Гитлер делал ставку на молниеносную войну против Советского Союза. В директиве ОКХ №?21 от 31 января 1941 года, разъясняющей и дополняющей план "Барбаросса", была поставлена перед немецкими вооруженными силами главная практическая задача при нападении на Советский Союз ? посредством глубокого вклинения танковых войск уничтожить всю массу русских войск, находящихся в Западной России. "При этом,?? указывалось в директиве,?? необходимо предотвратить возможность отступления боеспособных русских войск в обширные внутренние районы".

Гитлер требовал от своих генералов: "Ведя наступление против русской армии, не следует теснить ее перед собой, так как это опасно. С самого начала наше наступление должно быть таким, чтобы разбить русскую армию на отдельные группы и задушить в "мешках".

Как директива, так и установка Гитлера обусловливалась временным военным преимуществом немцев.

Тщательный анализ ситуации, взвешенная, объективная оценка наличных сил и потенциальных возможностей, стратегический расчет привели Сталина к твердому убеждению, что объявление мобилизации и стягивание основных вооруженных сил Советского Союза к западным границам не остановят нападения Германии.

В качестве обоснованности данной точки зрения ее приверженцы рассматривают дальнейший ход событий, итоги войны. Действительно, гитлеровцам блицкриг не удался. Немецко-фашистские войска не смогли расчленить и окружить Красную Армию по частям у западных границ Советского Союза. Им пришлось сражаться с рассредоточенными на обширной территории советскими войсками ? до 4,5 тысячи километров по фронту и свыше 400 километров в глубину. Советскому Союзу удалось провести всеобщую мобилизацию и превратить страну в единый военный лагерь, организовать активную стратегическую оборону. Германская экономика в конечном итоге не выдержала затяжной войны. Кроме того, гибкая внешняя политика советского руководства привела к провалу планов изоляции СССР, способствовала созданию антигитлеровской коалиции.

Словом, Сталин как выдающийся шахматный гроссмейстер безошибочно провел партию с заранее предусмотренными жертвами. Из этого следует еще один вывод ? об утверждающей роли разведки в решении вопросов, жизненно важных для судеб страны.

Что же мешает согласиться с подобной трактовкой?

Во-первых, сам доказательный метод, когда аргументация ведется от достигнутого, по принципу: раз полученный ответ совпадает с контрольным,?? значит ? и решение задачи было верным.

Во-вторых, нельзя считать корректным стремление выдать сделанное задним числом умозаключение за ключ к победе в целом, что называется, нанизать все на один шампур, между тем как одержанная в тяжелейшей борьбе с фашистской Германией победа ? результат многих слагаемых. Причем если мы начнем рассматривать эти слагаемые, то в их ряд вписать поведение кремлевского руководства и лично Сталина в период, предшествующий непосредственно германскому вторжению, будет весьма и весьма затруднительно.

Таким образом, мы видим, что даже если информация от Зорге о нападении Германии на Советский Союз и докладывалась Сталину, принципиального значения это не имело.

Однако есть основания полагать, что некоторые важнейшие сообщения "Рамзая" до сведения высшего руководства страны вообще не доводились. На это указывает ряд обстоятельств.

Первое. По существовавшему тогда порядку наиболее важные разведывательные донесения докладывались как минимум самому Сталину, Предсовнаркома, наркому обороны и начальнику Генерального штаба. Теперь обратимся к свидетельству маршала авиации, главнокомандующего авиацией дальнего действия в годы войны А.?Е. Голованова, приведенному в книге Ф. Чуева "Солдаты империи". Так вот, Голованов рассказал, как однажды, в 60-е годы, когда в Москве проходила международная встреча ветеранов, в перерыве С.?К. Тимошенко пригласил пообедать Жукова, Конева, Тюленева, адмирала Кузнецова и Голованова. Заговорили о нашем разведчике Рихарде Зорге, о котором в то время впервые стали много писать.

? Никогда не думал, что у меня такой недобросовестный начальник штаба,?? сказал Тимошенко, имея в виду Жукова,?? ничего не докладывал мне об этом разведчике.

? Я сам впервые о нем недавно узнал,?? ответил Жуков.?? И хотел спросить у вас, Семен Константинович, почему вы, нарком обороны, получив такие сведения от начальника Главного разведывательного управления, не поставили в известность Генеральный штаб?

Голованов отмечал, что Тимошенко всю жизнь был большим авторитетом для Жукова, Георгий Константинович всегда относился к нему с большим почтением.

? Так это, наверное, был морской разведчик??? спросил Тимошенко Кузнецова.

Николай Герасимович ответил отрицательно.

Так выяснилось, что ни начальник Генерального штаба, ни нарком обороны не знали о важных документах, которыми располагало Главное разведывательное управление…

И второе обстоятельство, возможно, определяющее в данной ситуации. Дело в том, что в те времена порядок представления разведывательных материалов руководству страны имел существенную особенность. Заключалась она в том, что тот, кто докладывал материалы, должен был быть всегда готовым ответить на вопрос Сталина: "А вы можете поручиться за достоверность этой информации?"

Так вот, в отношении Зорге ответ руководителей Разведупра не всегда звучал уверенно. На большинстве разведывательных сообщений "Рамзая" стоят пометки типа: "Необходимо перепроверить", "Сомнительное сообщение", "В перечень сомнительных и дезинформационных сообщений Рамзая".

Мнение о "Рамзае" в Центре было противоречивым. Начальник ГРУ Урицкий, его заместители Артузов и Карин считали Зорге безупречным работником, самым лучшим резидентом, достойным, по словам Артузова, по меньшей мере ордена. Другие, в том числе и руководившие "Рамзаем", относились к нему с определенной настороженностью, подозревая в нем троцкиста. Это неудивительно, учитывая обстановку общей подозрительности того периода. Вспомним, что предшественник Урицкого на посту начальника разведки, человек, который, собственно, и взял Зорге на работу,?? Ян Берзин, был как троцкист расстрелян в 1938 году.

Рихард Зорге пришел в военную разведку из аппарата Коминтерна по рекомендации секретаря ИККИ Иосифа Пятницкого. Следует заметить, что абсолютное большинство агентов внешней разведки рекрутировалось из интернационалистов. Что же касается немецких коммунистов, то они вообще составляли львиную долю среди иностранцев ? сотрудников советской военной разведки.

Политическое противостояние между Сталиным и Троцким, достигшее своей кульминации к середине 30-х годов, драматически сказалось на судьбах многих интернационалистов-разведчиков. Самоотверженные борцы за идею всемирной пролетарской революции, они, как и их духовный лидер, усмотрели в курсе Сталина на строительство социализма в одной стране измену большевизму, "сталинский термидор". Некоторые объявили себя идейными противниками сталинского режима, перешли в стан Троцкого или стали сотрудничать с троцкистами. Так поступили, например, сотрудники сначала военной, а затем политической (ИНО ОГПУ) разведки Игнас Рейсс (Натан Маркович Рейсс, известен также как Игнатий Станиславович Порецкий) и Вальтер Кривицкий (Самуил Гершевич Гинзбург). За успешную деятельность в военной разведке Рейсс в 1928-м, а Кривицкий в 1931 году были награждены орденами Красного Знамени. Оба затем встали под знамена Льва Троцкого. В своем открытом письме, адресованном ЦК ВКП(б), Игнас Рейсс, в частности, писал:

Иной выбор сделал Рихард Зорге.

Жена Игнаса Рейсса ? Элизабет Порецки, знавшая Рихарда Зорге с 1923 года и утверждавшая, что у них были дружеские отношения, писала:

"Карьера Зорге несколькими пунктами отличалась от карьеры его товарищей. Во-первых, после долгих лет работы в качестве агента Коминтерна он перешел в Четвертое управление в то время, когда большинство его друзей уходили оттуда, стремились уйти или уже ушли. С одной стороны, у Рихарда перед ними было то преимущество, что он знал: более ничего невозможно сделать для мирового коммунизма, оставаясь в рядах Коминтерна. С другой стороны, и это во-вторых,?? он еще отставал от своих друзей из Четвертого управления в понимании и осмыслении происходящего: они начали серьезно сомневаться в пользе их разведдеятельности для революции. Ика был убежден, что приблизит нашу конечную цель, начав работать в Четвертом управлении агентом СССР. Можно, правда, допустить, что во время чистки у него возникли сомнения в большевистском варианте построения социализма. Но нацистское вторжение полностью уничтожило эти сомнения.

Зорге хорошо было известно, что происходит в СССР и в Четвертом управлении. Он, как Людвиг и Федя, не колеблясь, составил себе мнение о Сталине. Мы знали, что Ика один из наших, и откровенно разговаривали при нем. Во время таких разговоров он сидел молча, с жестким и суровым лицом. Думаю, его мировоззрение тогда можно передать одной фразой: Сталин ? временное явление, Советская Россия как оплот социализма ? вечна.

Перед японским трибуналом он заявил: "Я перенес свою верность международному рабочему движению на Советский Союз". Действительно, он по-настоящему верил в то, что служит делу революции, работая в Четвертом управлении. Из всех, кто стал тогда работать в разведке, он был, наверное, единственным, пришедшим туда без всякого принуждения. Когда Зорге ушел из Коминтерна в Четвертое управление, он был немецким гражданином ? еще до прихода к власти фашистов. Он был журналистом, имел подлинный паспорт и мог беспрепятственно отказаться от смены места работы в отличие от всех его друзей. Но он согласился, не раздумывая, как всегда. Федя, хорошо знавший Зорге, говорил о нем:

"Ика весь цельный. Как только он намечает себе путь, он идет по нему только прямо. Для него существуют лишь два цвета: белое или черное. Он не видит оттенков.?? И, погрустнев, добавлял: ? Ику привлекает власть Сталина, он из тех людей, которые склонны подчиниться сильной власти, если она, по их убеждению, конечным результатом имеет достойную цель".

Однако не все было так однозначно. Резидент военной разведки в Шанхае Яков Бронин ("Абрам") в письме в Центр в октябре 1934 года сообщал о тогдашних политических позициях Зорге: "Он (Зорге) утверждал, что линия Коминтерна начиная с 1929 года (т.?е. с тех пор, как исчезли из руководства правые) построена на пассивной тактике удержания наличного, а так как "наличное" сводится главным образом к существованию СССР, то вся политика Коминтерна построена на задаче помощи социалистическому строительству в СССР, причем соответствующим образом ограничивается активность компартий на Западе. Он (Зорге) критиковал недостаточную активность нашей внешней политики, наше вступление в Лигу Наций.

Это высказывание "Рамзая" свидетельствовало о том, что в оценке Коминтерна он занимал явно неустойчивую позицию, уклоняясь вправо от линии партии, недооценивая роль и значение СССР как базы мирового коммунистического движения и одновременно выдвигая ультралевые требования активизации коммунистического движения на Западе".

Известно, что письмо Бронина докладывалось Сталину.

Следует иметь в виду, что из Коминтерна Зорге "ушел" в результате чистки этой организации от "бухаринцев". 19 июня 1929 года на Х пленуме ИККИ состоялось отстранение Бухарина от поста члена Президиума ИККИ. Ему было предъявлено политическое обвинение в том, что он "скатывается к оппортунистическому отрицанию факта все большего расшатывания капиталистической стабилизации, что неизбежно ведет к отрицанию нарастания нового подъема революционного рабочего движения.

С устранением Бухарина из Коминтерна началась чистка "штаба мировой революции" от его сторонников и просто тех работников, которые симпатизировали Бухарину. Решение о чистке было принято на том же Х пленуме ИККИ. В нем, в частности, говорилось: "Постоянная комиссия Секретариата должна создать комиссию из политически ответственных товарищей и представителей бюро ячейки для проверки состава сотрудников в целях освобождения аппарата ИККИ от негодных элементов в деловом отношении и от политически невыдержанных товарищей".

По характеру своей работы в Коминтерне, особенно в период, когда он был контролером Секретариата, проверявшим выполнение принятых решений, Зорге сотрудничал с Бухариным.

И вот читаем решение, принятое на заседании делегации ВКП(б) в ИККИ 16 августа 1929 года: "Исключить из списков работников ИККИ тт. Зорге и Мингулина". И далее: "Сейчас же предрешить вопрос откомандирования в распоряжение ЦК ВКП(б) и ЦК КП Германии тт. Вурм, Шумана, Зорге и Майстера".

Создалась парадоксальная ситуация, которую очень точно охарактеризовал бывший начальник японского отдела ГРУ, ныне покойный, М. Сироткин:

"Информационные материалы, поступающие от "Рамзая", получают в большинстве случаев высокую оценку, но, когда по заданию руководства составляются "справки о личном составе и деятельности резидентуры", то исполнители ? авторы этих справок не решаются отказаться от наложенного на резидентуру штампа "политического недоверия" и вопреки здравой логике, не считаясь с реальными результатами деятельности резидентуры, подводят под этот штамп свои выводы и заключения…"

Положение стало еще более запутанным, когда по Разведупру прокатилась волна репрессий и некоторые арестованные ответственные сотрудники в результате применения к ним незаконных методов ведения следствия дали надуманные показания в том числе и о том, будто Зорге является немецким шпионом, дезинформатором и морально разложившимся человеком.

Полковник запаса Виктор Сергеевич Зайцев, работавший в предвоенные годы в Токио и осуществлявший там связь с резидентурой "Рамзая", в записке на имя генерал-полковника Х.?Д. Мансурова от 07.10.64 года писал: "В 1939 году после окончания Военной академии им. Фрунзе я был назначен в 5-е управление РККА на должность зам. начальника 1-го отделения 2-го управления.

При знакомстве с делами отделения, ярко выделялась резидентура "Рамзая", которая располагала интересным информационным материалом с оценкой "весьма ценный", "очень ценный".

Второе, что привлекало внимание,?? это быстрые, точные и тактичные ответы на запросы Центра, несмотря на то, что последние не всегда были тактичными, если не сказать большего.

После ознакомления с делами отделения я поделился своими впечатлениями о резидентуре "Рамзая" с начальником отделения тов. Поповым П.?А. и начальником отдела тов. Кисленко А.?П. последний мне заявил, что я молодой работник в разведке и мне еще рано делать такие выводы, так как личность "Рамзая" пока не ясно изучена и является загадкой, кто он ? дезинформатор или двойник. Вот с таким раздвоенным мнением о "Рамзае" я и поехал в 1940 году на работу в Японию".

Тот же Сироткин, арестованный в 1938 году, вынужден был назвать себя японским шпионом. После этого из него выбивают показание, что он выдал группу Зорге японцам. Правда, на суде Сироткин отказался от своих показаний, но в НКВД уже сложилось мнение, что нелегальная резидентура в Токио работает под контролем противника. Теперь любой факт рассматривался и с этой позиции. Однажды Зорге через курьера передал в Москву фотографию, где был изображен германский посол фон Дирксен, обменившийся рукопожатием с каким-то высокопоставленным японцем. Тут же сбоку стоял Зорге.

Кто-то решил, что на фотографии запечатлена процедура представления германского посла Дирксена японскому императору, очевидно, во время военных маневров, потому что снимок был сделан в императорской палатке. (Японский исследователь Зорге Томия Ватабэ в письме автору утверждает, что такое толкование изображения на фотографии является неверным. По его мнению, на фотографии запечатлен не император Хирохито, а его брат принц Титибу. Ватабэ указывает, что в довоенной Японии протокол совершенно исключал возможность рукопожатия священной особы императора с кем-либо из дипломатического корпуса.)

Какой же вывод из этого сделали в Центре?

"Тот факт, что "Рамзай" на представление Дирксена японскому императору был допущен в личную палатку императора, доказывает, что он считается там полностью своим человеком. Если бы он был вскрыт и использовался вслепую, то отношение к нему было бы как к советскому агенту (хотя и вскрытому тайно от него) и он ни под каким видом не был бы допущен в палатку императора.

Следовательно, если считать, что "Рамзай" вскрыт, то приходится заключить большее, что он не только вскрыт, а и работает на японо-германцев в качестве дезинформатора советской разведки".

Такое заключение не могло остаться без последствий. Контрразведка НКВД просит санкционировать отзыв из Токио "Зонтера" с последующим его арестом.

Ветеран разведки и контрразведки генерал-лейтенант Павел Судоплатов позицию Москвы в отношении Зорге охарактеризовал следующим образом:

"Несколько слов о работе группы Зорге ("Рамзай") в Токио. К информации, поступавшей по этой линии… в Москве относились с некоторым недоверием, И дело было не только в том, что Зорге привлекли к работе впоследствии репрессированные Берзин и Борович, руководившие Разведупром Красной Армии в 20?30-е годы. Еще до ареста Боровича, непосредственного куратора Зорге, последний получил от высшего руководства санкцию на сотрудничество с немецкой военной разведкой в Японии. Разрешение-то получил, но вместе с тем попал под подозрение, поскольку такого рода спецагентам традиционно не доверяют и регулярно перепроверяют во всех спецслужбах. В 1937 году исполняющий обязанности начальника Разведупра Гендин в своем сообщении Сталину, подчеркивая двойную игру ценного агента Зорге, добывающего информацию также для Отта, резидента немецкого абвера в Токио, делал вывод, что указанный агент не может пользоваться как источник информации полным доверием".

Ну а Сталин?! Его реакцию нетрудно предугадать. На одном спецсообщении, составленном на основе донесений "Рамзая", товарищ Сталин собственноручно написал: "Прошу мне больше немецкой дезинформации не присылать".

Осенью 1937 года "Рамзаю" отдается распоряжение выехать в СССР "для инструктажа" о будущей работе.

"Рамзай" сразу же отвечает, что выехать сейчас ему совершенно невозможно в связи с тем, что он в данное время выполняет чрезвычайно важную роль у немцев в посольстве ? временно исполняет обязанности руководителя их телеграфного агентства, так как заведующий агентством в отпуске. А работа эта сулит большие перспективы.

На это из Москвы следует подтверждение распоряжения подготовиться к выезду.

"Рамзай" упорствует, он сообщает, что готов с радостью скорее вернуться в Союз, но считает, что в данный момент это означает разрушить всю работу на самом ответственном этапе. И просит оставить его в Японии до марта 1938 года, чтобы он мог своевременно и точно выявить срок начала войны против СССР.

Возникает вопрос: знал ли Зорге о том, что происходило у него на Родине, и в ГРУ в частности? Или здесь сыграло роль (в данном случае спасительную) его "самомнение", убежденность, что Центр должен считаться с мнением человека, работающего в "поле".

Пока не рассекречены все документы, не можем мы и сказать, почему было отменено решение о ликвидации резидентуры. Известно лишь, что отмены добился и.?о. начальника Разведуправления Красной Армии С.?Г. Гендин, переведенный на эту должность из НКВД.

Можно только предположить, что свою роль сыграло тут время ? в канун войны Разведупр остерегся ослаблять свои агентурные позиции в Японии, немалыми усилиями, надо думать, созданные. А отсюда возможный ход размышлений: резидентуру сохранить, так как "Рамзай", даже если он и продан, должен давать некоторые материалы, имеющие ценность. Иначе он разоблачит себя. Это обстоятельство надо использовать до конца. Одновременно важно сохранить исключительно критический подход к его информации, вскрывая своевременно попытки дезинформации, если они есть или будут.

В общем, чем бы ни руководствовался Центр, важен сам факт: при двойственности в отношении к резидентуре "Рамзая" в критический момент удалось если не защитить, то сохранить ее. Впоследствии же у него не возникло ни малейшего повода, чтобы пожалеть об этом. Это относится и к сообщениям Зорге о готовящемся нападении Германии на Советский Союз. Драматические события 22 июня 1941 года подтвердили их достоверность. И хотя эта информация, к большому сожалению, не достигла прямой цели, она, безусловно, оказалась весьма полезной с той точки зрения, что укрепила в Центре авторитет Зорге, повысила доверие к нему и, скорее всего, проложила путь другому, может быть, более важному сообщению, оцененному как выдающийся вклад в победу, а именно информации об итогах сверхсекретного совещания у императора Японии 6 сентября 1941 года и намеченного на основе его решений, из которых вытекало, что в конце концов Япония движется не на север, а на юг. О том, как изменилось в Разведывательном управлении отношение к информациям Зорге после нападения Германии на СССР, свидетельствует примечание исполняющего обязанности начальника Генштаба Красной Армии генерал-майора Панфилова к шифрограмме из Токио от 10 июня 1941 года: "Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия".

Еще одно подтверждение сказанному находим в мемуарных записках генерал-майора в отставке М. Иванова: "У Сталина тогда, по всей видимости, мнение о Зорге переменилось. Уже после начала войны, по словам Голикова, он дважды спрашивал его: "А что пишет ваш немец из Токио?" В свою очередь, бывший начальник политотдела РУ ГШ РККА, бригадный комиссар И.?И. Ильичев позже в конфиденциальной беседе со мной говорил: "И.?В. Сталин как-то в присутствии маршала А.?М. Василевского сказал, что в Японии военная разведка имеет разведчика, цена которого равна корпусу и даже армии".

26 июня 1941 года Зорге по радио получил из Центра персональную шифрограмму следующего содержания: "Токио, тов. Инсону ("Рамзаю"). Сообщите, какое решение принято японским правительством в связи с войной между СССР и Германией. Случаях перебросок войск нашим границам немедленно сообщайте нам".

28 июня 1941 года в Центр ушла ответная шифрограмма: "Решение о движении на Сайгон было принято (во-первых) под давлением радикальных элементов, которые требовали действий, но при условии избежания конфликта с Америкой и, во-вторых, чтобы выиграть время в течение германо-советской войны.

Источник "Инвест" утверждает, что, как только Красная Армия получит поражение, Япония выступит на север, но указал, что Япония желает купить Сахалин мирным путем…

Германский посол Отт подтверждал в отношении первой части этого, но Мацуока на вопрос Отта в отношении второй части сказал, что Япония выступит против СССР, как он об этом всегда заверял его. Затем Мацуока сказал послу Отту, что император согласился на движение в Сайгон еще некоторое время тому назад и что это не может быть изменено в данное время. Поэтому Отт понял, что Япония не выступит на север сейчас".

Шифрограмма была доложена Сталину и Молотову.

14 сентября 1941 года Зорге радирует совершенно определенно: "По данным источника "Инвеста", японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР… "Инвест" сказал, что после 15.9 СССР может быть совсем свободен".

Именно последнее сообщение Зорге Аллен Даллес охарактеризовал как равноценное нескольким дополнительным дивизиям в судьбоносном сражении под Москвой.

Не все согласны с таким суждением. В частности, Павел Судоплатов в интервью, данном известному журналисту и исследователю Зорге ? Андрею Фесюну, высказался так: "Не соответствует действительности, что мы перебросили войска с Дальнего Востока под Москву и выиграли битву под Москвой, так как Зорге сообщил о предстоящем нападении японцев на США в октябре 1941 года. У нас были документальные данные о низких наступательных способностях Квантунской армии; о том, что она увязла в длительной и бесперспективной войне с Китаем и не имела достаточных резервов топлива. У японцев не было современных танковых соединений".

Как бы там ни было, бесспорными являются два факта. Это наличие сообщений, полученных от Зорге о том, что Япония пока не собирается нападать на СССР. И немедленная переброска войск с Дальнего Востока на запад. В ноябре дальневосточные дивизии уже вели оборонительные бои под Москвой или готовились к наступлению, начавшемуся 6 декабря. Следует, наверное, согласиться с мнением тех, кто считает, что без этих свежих и хорошо подготовленных дивизий выиграть битву под Москвой в декабре 1941 года было бы, вероятнее всего, невозможно.

Теперь возникает вопрос: если Р. Зорге сделал так много для России, почему Москва не попыталась выручить его после того, как он попал в тюрьму?

Гипотетически возможность вызволения предположить, наверное, можно.

Во-первых, посылая агента на задание, принято продумывать детали и всевозможные варианты действий на случай провала, в том числе и такой, как вызволение из-под ареста… Применительно к Зорге чаще всего говорят об обмене, якобы такая возможность была.

Действительно, была, хотя практика обмена арестованными агентами и разведчиками в 30-е годы являлась очень ограниченной. Тем не менее изредка на нее шли. Поляки, например, освободили нашего нелегала Федичкина в 1930 году. Шведы ? Вольвебера ("Антона"), будущего министра госбезопасности в 1938 году. Американцы ? агента НКВД в Нью-Йорке Овакимяна в сентябре 1941 года. Английские исследователи Ф.?Дикин и Г.?Стори указывают на случай с Ноуленсом ? руководителем организации Коминтерна в Шанхае. В 1931 году он и его жена были арестованы, предстали перед военным трибуналом и были приговорены к смерти. Однако позже эту пару депортировали в Советский Союз. Предполагается, что их обменяли на нанкинских агентов, захваченных в России.

Допустим такую возможность и по отношению к Зорге. В таком случае, кто должен был выступить субъектом инициативы по обмену?

Говорят, что были намеки с японской стороны. На это обстоятельство указывает, мол, тот факт, что японцы откладывали уже объявленную осужденным казнь. Токийский суд вынес Рихарду Зорге смертный приговор 29 сентября 1943 года, а приведен он был в исполнение 7 ноября 1944 года.

Под этим же аспектом рассматривается и неожиданный приход 7 ноября 1944 года, в канун казни Зорге и Одзаки, в советское посольство в Токио на празднование годовщины революции заместителя министра иностранных дел Японии и его заявление о "дружбе Японии с СССР". Возможно, для Зорге предоставлялся последний шанс, но о нем не было произнесено ни слова.

Аллен Даллес, как мы помним, делает упрек Сталину. Он говорит, что он (Сталин) признал себя должником Зорге, но ничего не сделал, чтобы помочь ему, когда тот был схвачен.

Думается, здесь содержится некоторое преувеличение, ибо не известно ни одно документальное подтверждение слов Даллеса о том, что Сталин признал себя должником Зорге, и очень сомнительно, что Сталин считал Зорге человеком, который "во многом определил исход Второй мировой войны". Скорее всего, весьма значимое донесение Зорге о том, что Япония не собирается нападать на СССР осенью 1941 года, не персонифицировалось, а расценивалось как весомый вклад военной разведки в целом в реализацию стратегических планов советского высшего командования. Поэтому со Сталина, как говорится, взятки гладки.

Иное дело руководство ГРУ. Предложение об обмене по всем правилам должно было исходить от него. Но, как известно, руководство Разведупра ни перед кем не ставило вопроса о возможном обмене Зорге.

Причины тому могут быть разные. Одна из них ? обстановка военного времени и отсутствие необходимой информации для принятия взвешенного и ответственного решения. Вспомним: японская полиция произвела аресты членов разведывательной группы "Рамзай" так внезапно и стремительно, что они не успели предупредить друг друга. Советская сторона узнала об этом лишь спустя пять дней. Вот текст телеграммы, поступившей в Разведупр: "По имеющимся сведениям, пять дней тому назад арестованы "Инсон" и "Жигало" (Вукелич) за шпионаж, в чью пользу, неизвестно. Данные проверяю".

Германское посольство было обескуражено неожиданным арестом Зорге и рассматривало его как досадное недоразумение. О реакции в посольстве на случившееся говорит служебная записка от 14 ноября 1941 года посланнику Брауну фон Штумму, занимавшемуся в ведомстве внешних сношений расследованиями:

Зорге был арестован 18 октября 1941 года. И только 17 мая 1942 года министр юстиции Японии выпустил первое официальное заявление по делу Зорге ? скупое сообщение с перечислением имен арестованных.

Понятно, что без достаточной информации о результатах или ходе расследования, о наличии у следователей материалов, изобличающих Зорге как советского разведчика, предпринимать какие-либо официальные шаги с советской стороны было бы крайне опрометчиво.

К тому же НКВД дезориентировало Разведывательное управление. По его данным, Зорге был расстрелян японцами в 1942 году.

Судоплатов, правда, говорит: "Я помню, что Фитин ? начальник ПГУ ? писал запрос в Коминтерн о Зорге в 1941?г. Но Зорге нарушил правила, он начал давать показания, рассказывать о своей работе на СССР".

Одним словом, трагедию, к великому сожалению, предотвратить не удалось. Приходится повторить слова Джеймса Донована: "Ничто в жизни шпиона… не может казаться особо привлекательным обыкновенному человеку. Если он действует успешно, о его работе никто не знает. Если он проваливается, он обретает дурную славу. Когда он оказывается в тюрьме, вся его дозволенная переписка подвергается цензуре, чужой человек составляет его завещание, и он должен быть готов умереть во враждебной стране".

Зорге был человеком подвига, он знал, на что шел. Переводчик посольства Германии в Токио Хамель, говоря о поведении Зорге в тюрьме, свидетельствует: "Он производил впечатление человека, который гордится свершенным великим делом и теперь готовится покинуть сцену… Он охотно и не без триумфа признал свои деяния".

Был ли Зорге идеалистом?

Если и был, то не в большей мере, чем многие люди его поколения. Одно несомненно: он жил, боролся и поднялся на эшафот с сознанием своей личной ответственности за судьбы мира.